За колючей проволокой

Леонард Шмидт родился в 1930 году, жил в Ташкенте. Но детство закончилось рано.

Детство, детство, нелегкое детство,
Не в лохмотьях, но все же босое…
Мне отец передал по наследству
Неизбитое имя изгоя.

– Дед служил в органах госбезопасности, работал начальником одного из отделений НКВД на Ташкентской железной дороге. В начале войны был репрессирован и отправлен в трудовую армию – в Челябинск, на строительство металлургического завода. Вслед за ним депортировали семью, – рассказывает Максим Шмидт, младший сын Леонарда Емельяновича.

Однажды Леонард понес в лагерь еду для отца, но домой не вернулся. Подростка принудительно оставили в стройотряде, где он работал до 1946 года. После освобождения окончил вечернюю школу и поступил в медицинский институт.

В конце 50-х молодой доктор и его жена, тоже врач, поехали по распределению в село Варна. Районная больница находилась в старом здании, без намека на удобства. Специалистов катастрофически не хватало. Вчерашний студент вскоре был назначен главным врачом. Параллельно с решением хозяйственных вопросов ему, единственному на весь район хирургу, приходилось оперировать самых разных пациентов – от пострадавших с ножевыми ранениями до больных с прободной язвой.

– Было трудно, но папа с благодарностью вспоминал варненский период, говорил, что это хорошая практика, – замечает Максим Шмидт.

Начало

Когда доктор вернулся в Челябинск, устроился в отделение экстренной хирургии медсанчасти завода имени Серго Орджоникидзе (ныне – ОКБ № 2). Лечили все – от аппендицита до травм. Самостоятельная травматологическая служба в районе только зарождалась.

– В 1961 году в больнице организовали травматологическое отделение. Заведующим был назначен Шмидт. В поликлинике открыли травмпункт – до этого всю экстренную помощь при ушибах, ранах, переломах оказывали в приемном отделении, – вспоминает врач-травматолог Виктор Кочетов. – Мы по очереди работали то в стационаре, то в травмпункте.

В 1966 году вблизи озера Смолино построили новый корпус медсанчасти трубопрокатного завода. Сюда из больницы ЧМС переехало отделение ортопедии во главе с его основателем Наумом Полляком, в том же здании разместилась и команда Леонарда Шмидта. В ортопедию госпитализировали плановых больных, в травматологию – экстренных пациентов.

– В те годы ортопедо-травматологическая служба нашей больницы была одной из сильнейших в области, –  рассказывает Виктор Ильич. – Шмидт был увлечен работой, заражал своим энтузиазмом других врачей. Мы вместе учились и росли, осваивали новые методики. Челябинск стал одним из первых городов, где вслед за курганскими коллегами начали применять аппараты Илизарова. Конструкция заинтересовала директора ЧТПЗ Якова Осадчего. И заводчане сделали несколько аппаратов по нашим чертежам.

Новшества в больнице внедряли не ради славы, а во благо пациентам. Леонард Емельянович убедил горздрав, а потом и облздравотдел направлять в отделение челябинцев и жителей области, которые из-за осложнений переломов голени стали инвалидами. Шмидт оперировал их и с помощью аппарата Илизарова добивался сращения костей. После лечения пациенты забывали про костыли, возвращались к труду.

Пострадавшие, попадая в отделение Шмидта, верили, что им обязательно помогут. Когда поступал тяжелый больной, коллеги всегда звонили доктору Шмидту. Даже глубокой ночью он мчался в больницу и сразу включался в работу.

Цена легкой походки

 Ручки мои ручки, ручки мои белые,
Нитками истертые, йодом обгорелые,
Резаные-колотые, молотками битые
И до самых косточек щетками отмытые.
Много вами сделано доброго и нужного:
Сшито и разрезано, сбито и разрушено,
Отдано и принято, взято и отброшено, –
В основном удачного, в основном хорошего.

По инициативе Леонарда Шмидта на базе медсанчасти ЧТПЗ создается единственное в городе отделение восстановительной хирургии и травматологии.

– После ординатуры я пришел в больницу скорой помощи (ныне – ОКБ № 3). Ее недавно открыли, травматологии там еще не было. Шел 1979 год. Коллеги подсказали: хочешь научиться работать – иди к Шмидту, – врач-травматолог Виктор Салфетов считает Леонарда Емельяновича своим учителем.
На работу пришлось ездить через весь город. Но это того стоило. Заведующий щедро делился опытом с молодежью, доверял самостоятельно проводить операции – сначала несложные, шаг за шагом повышая их уровень.

– У нас были свои методики, которые не использовали в других больницах города, – вспоминает Виктор Салфетов. – Например, при лечении перелома лодыжек со смещением – одной из самых распространенных, особенно в гололед, травм. Обычно в таких случаях делали операцию под наркозом. Тяжелое, мучительное для пациента вмешательство. А мы лечили консервативно. Под местной анестезией проводили репозицию (вправление) свежего перелома. Накладывали гипсовую повязку, помещали на валик поврежденную ногу, надавливали на поверхность. Обломки идеально вставали на место, через два месяца снимали гипс.

Постоянными пациентами отделения стали спортсмены. Профессиональные травмы могли поставить крест на спортивной карьере хоккеистов, футболистов. Одна из таких – разрыв крестообразной связки коленного сустава. Оригинальная методика Шмидта помогла многим вновь приступить к тренировкам.

– В те годы при разрыве «креста» делали сложную операцию с заменой поврежденной связки лавсановым протезом. Беда в том, что искусственный материал часто отторгался. В нашей больнице была лаборатория консервации тканей, где мы заказывали материал и восстанавливали нормальную работу сустава, – раскрывает секрет ученик Шмидта. – Немало успешных операций сделано по пластике ахиллова сухожилия. Леонард Емельянович выкраивал лоскут из икроножной мышцы и пришивал его на участок разрыва. После этого пациент мог уверенно, не прихрамывая, ходить.

В отделении Шмидта Виктор Салфетов получил бесценный опыт, который пригодился в Алжире. В африканской стране ему часто приходилось работать практически в одиночку, а травм было много, особенно дорожных.

Импортозамещение по-советски

– А помните телебатоскоп? – неожиданно произнес загадочное слово Максим Шмидт.

– Было дело, – понимающе улыбнулся Салфетов.

В Алжире он впервые увидел немецкое оборудование: под рентгеновским контролем операции делали через малый разрез. Вернулся в Челябинск – рассказал Шмидту. Он загорелся идеей. Нашел в одном из российских городов предприятие, где сделали телебатоскоп. Увы, отечественный аппарат оказался слишком далек от совершенной импортной техники.

Впрочем, в 80-е годы, когда в стране не хватало самого необходимого, травматологов выручали заводы. На ЗЭМе делали щиты под матрасы, трубники изготавливали дефицитные балканские рамы, «блины» для вытяжения. Руководители предприятий охотно откликались на просьбы доктора Шмидта.

На заводах были организованы врачебно-инженерные бригады. За каждым травматологом закрепляли цех. Медики вместе со специалистами по технике безопасности вели работу по снижению травматизма на производстве.

– Несчастные случаи происходили часто, особенно в конце месяца, когда на заводах гнали план, – вспоминает врач-травматолог Руслан Назмутдинов. – В это время в отделение днем и ночью шел поток пострадавших: «ахилл» повредила металлическая стружка, пальцы в штамповочном станке придавило… На заводе «Сигнал» взрывы случались – рабочих с тяжелыми ожогами тоже везли к нам. Леонард Емельянович часто даже ночью сам выезжал на производство помогать пострадавшим.

Улица разбитых фонарей

В перестройку в отделении стало совсем неспокойно. В те годы Ленинский район имел недобрую славу: бандитские разборки, массовые драки, разгул уличной преступности… Травматологию заполнили пациенты с ножевыми и огнестрельными ранениями. Часто пострадавшие с «улиц разбитых фонарей» и их «группы поддержки» вели себя, мягко говоря, беспокойно. Бывало, в больничных коридорах раздавались выстрелы. Ни охраны, ни тревожной кнопки в учреждениях тогда не было.

– Однажды в мое дежурство в приемный покой милиционер привел домушника. Он залез в квартиру, вернулся хозяин и от души ударил незваного гостя палкой по руке, – сегодня история врача-травматолога Руслана Назмутдинова звучит как анекдот, а тогда, 30 лет назад, было не до смеха. – У пациента открытый перелом. Оформляем документы. Вдруг в кабинет ввалились три здоровенных парня – дружки пришли спасать воришку. Напали на милиционера, сбили с ног. Я ему кричу: «Стреляй!» От звука выстрела шпану как ветром сдуло. А пациенту руку мы загипсовали, и его увезли в тюремную больницу.

По отзывам коллег, Шмидт умел найти подход даже к «трудным» пациентам, а криминальные авторитеты с почтением относились к доктору.

– Папа был гуманист. Очень любил людей, – добавляет свой штрих Максим Леонардович. – До сих пор перед глазами картина: папа на руках затаскивает бомжа в отделение стационара. Он тогда работал в больнице № 8 на ЧТЗ и был уже немолод. Скорая привезла бродягу в приемный покой, а его оттуда вышвырнули на улицу. Папа увидел это, возмутился: «Что вы делаете? Это же человек».

Дирижабли для души

Врач, депутат горсовета, он много сделал для развития своего отделения, для пользы пациентов. Но ничего не просил лично для себя.

– Бессребреник, – коротко, но емко характеризуют Шмидта его ученики и коллеги. – Был у него старенький «Москвичонок». Хотя с его связями мог бы без проблем купить престижные «Жигули» (тогда автомобили давали по спискам). Не было у него ни гаража, ни сада. Хотя на ЧТПЗ ему предлагали участок. Отказался – для многодетной семьи рабочего земля важнее.

– На заводе папе давали путевку в Хосту, в здравницу ЧТПЗ «Голубая горка», – рассказывает Максим Шмидт. – Но он считал неприличным просить путевку для всей семьи. Мы вместе ехали на побережье Черного моря, и мама снимала комнатку недалеко от санатория.

Творчество – еще одна сторона жизни доктора, известная только самым близким людям. Для души он писал стихи, рисовал, проектировал дирижабли. В семье бережно хранят его картины, толстые тетрадки с лирическими записями.

– В Ташкенте он ходил к русскому художнику. В мастерской папа научился грунтовать холсты, смешивать краски и наносить мазки разными кистями, - рассказывает Максим Шмидт. – Это пригодилось, когда он попал в трудармию - в отряде выпускал стенгазету. В его архиве сохранились рисунки БАКАЛЛАГа.

А все же жаль, как говорится,
Что чаша выпита до дна,
Что перевернута страница
И что прочитана она.

Эти строки из стихотворения «Последнее дежурство», написанное Леонардом Шмидтом 31 января 1983 года. В конце – заметка автора: «За 26 лет работы я провел только на дежурствах 34 000 часов, то есть четыре года…».

В последние годы жизни Леонард Емельянович тяжело болел. В 2003 году, 28 августа, доктор Шмидт умер. В этом году ему исполнилось бы 89 лет.